Хотя 13 июня 2025 года навсегда войдёт в историю как дата, изменившая Ближний Восток — возможно, даже в большей степени, чем 7 октября 2023 года, — на самом деле поворотным моментом стали события 13–14 апреля 2024 года.

Именно тогда, завершив десятилетия тайной «теневой войны» с Израилем, Иран кардинально изменил регион, впервые совершив открытое и прямое нападение на еврейское государство: более 100 баллистических ракет, 170 беспилотников и десятки крылатых ракет были выпущены по Израилю.

Израиль ответил 19 апреля 2024 года, нанеся удар по одной из систем ПВО С-300, охранявших ядерный объект Исламской Республики в Исфахане.

Премьер-министр Биньямин Нетаньяху и правительственный кабинет (в который тогда входили министр обороны Йоав Галант и член военного кабинета Бени Ганц) в апреле не рассматривали всерьёз возможность полномасштабной бомбардировки ядерных объектов Ирана — так, как обсуждали это в октябре, или как в итоге осуществили 13 июня спустя восемь месяцев. Тем не менее именно то первое прямое столкновение между сторонами стало основой для разворачивающейся сегодня региональной войны.

The Jerusalem Post, обладая доступом к широкому кругу высокопоставленных политических и военных источников, ранее уже раскрывал масштабы внутренних дебатов между премьер-министром Биньямином Нетаньяху, министром обороны Йоавом Галантом, тогдашним начальником Генштаба ЦАХАЛа генерал-лейтенантом Херци Халеви, Бени Ганцем, членом военного кабинета Гади Айзенкотом и директором «Моссада» Давидом Барнеа. Эти обсуждения в итоге привели к решениям ограничить действия против главного врага Израиля и воздержаться от ударов по его ядерной программе — по крайней мере до начала мая этого года.

Теперь The Jerusalem Post прослеживает, как из этих развивающихся событий сформировался окончательный поворотный момент, приведший к историческому решению Израиля — и в первую очередь, лично Нетаньяху — нанести удар по ядерной программе Ирана. Минимальной целью стали объекты в Натанзе и Исфахане, но за этим последовало открытое вступление в полномасштабную войну с Тегераном, включая ликвидацию трёх высших руководителей иранских спецслужб в первые часы кампании.

Меняющаяся реальность — меняющиеся личности

Окончательное решение Нетаньяху было не столько резким переходом точки невозврата, сколько результатом глубокой личной трансформации и изменяющихся национальных обстоятельств, складывавшихся со временем.

Например, сами дебаты о масштабах удара по Ирану начали заметно меняться уже в октябре 2024 года, после того как Исламская Республика во второй раз напрямую атаковала Израиль — 1 октября, выпустив более 200 баллистических ракет. В обсуждениях участвовали те же ключевые фигуры, но на тот момент Бени Ганц и Гади Айзенкот уже «вышли из игры» — они покинули правительство 9 июня.

Была и третья волна, почти не освещённая в прессе, — дебатов, начавшихся после 26 октября. Однако они происходили ещё до вступления Дональда Трампа в должность и до того, как он сменил Джо Байдена на посту президента США.

К тому моменту Йоав Галант также был практически отстранён от процесса принятия решений: 5 ноября Нетаньяху снял его с поста министра обороны. В результате в ключевых обсуждениях остались сам Нетаньяху, начальник Генштаба Херци Халеви, директор «Моссада» Давид Барнеа и их ближайшие советники. Новым министром обороны стал Исраэль Кац, заменив Галанта.

Однако, учитывая отсутствие у Каца серьёзного военного опыта и его статус ближайшего политического соратника Нетаньяху в партии «Ликуд», он не обладал тем уровнем влияния и способности к сдерживанию премьер-министра, как некоторые его предшественники.

Что действительно стало радикально новым в дебатах после 26 октября 2024 года — это то, что Израиль впервые пришёл к уверенности: он способен уничтожить иранские ядерные объекты практически по своему усмотрению.

До этого момента в Иерусалиме долгое время существовали серьёзные опасения относительно того, сможет ли ВВС Израиля эффективно противостоять системам ПВО С-300, охраняющим Иран, достаточно долго, чтобы нанести удары по ключевым ядерным объектам и вывести всю программу из строя.

Но даже несмотря на новые оперативные гарантии, Нетаньяху тогда принял решение о сдержанности.

Возвращаясь к апрелю 2024 года

Если отмотать события назад, то примерно в апреле 2024 года именно Гади Айзенкот и Бени Ганц больше всего беспокоились о необходимости ограничить ответный удар Израиля, чтобы не втянуть страну в спираль эскалации, которая могла бы привести к региональной катастрофе.

Премьер-министр также не стремился к чрезмерной эскалации, но уже тогда был заметен его всё более уверенный настрой рискнуть. Этот постепенный сдвиг в позиции Биньямина Нетаньяху — от осторожности к готовности использовать судьбоносные объёмы военной силы — стал одной из ключевых сюжетных линий всей войны. И именно он помогает понять решение пойти ва-банк против Ирана 13 июня.

Давид Барнеа, часто выступающий главным координатором по иранскому направлению в оборонном истеблишменте, выступал за настоящий ответный удар, однако не хотел брать на себя обязательства по конкретному сценарию без чёткой и глубокой координации с США — как в отношении самих ударов, так и в рамках более широкой стратегии войны.

Галант и Халеви высказывались наиболее агрессивно, настаивая на необходимости мощного ответного удара.

В конечном итоге Нетаньяху присоединился к министру обороны и начальнику Генштаба в решении нанести удар по зенитно-ракетному комплексу С-300, прикрывавшему иранский ядерный объект в Исфахане. Позднее и Ганц с Айзенкотом — оба бывших начальника Генштаба — оказались разделены во мнениях: Ганц поддержал удар, а Айзенкот продолжал выступать против.

К моменту второго нападения Ирана на Израиль 1 октября 2024 года позиции ключевых руководителей снова изменились. Хотя Галант и Халеви по-прежнему выступали за жёсткий ответ, они уже склонялись к более тесной координации с США и были готовы отказаться от ударов по ядерной программе Ирана ради сохранения поддержки со стороны администрации Байдена.

Однако крупнейший сдвиг произошёл у самого Нетаньяху. Он трансформировался из одного из самых осторожных людей в использовании силы лидеров в октябре 2023 года — в главного «ястреба» на всех направлениях.

Более того, он был готов как никогда бросить вызов администрации Байдена, особенно учитывая, что до выборов в США оставался всего месяц, а Трамп уверенно лидировал в опросах.

На том этапе его готовность противостоять американскому давлению распространялась только на Байдена.

Однако этот внутренний сдвиг — готовность идти наперекор Вашингтону не только в тактических вопросах, но и в судьбоносных стратегических решениях — впоследствии сделает его более решительным в том, чтобы проигнорировать просьбу Трампа на прошлой неделе отложить удар по Ирану. (Позже президент публично заявил, что поддерживает операцию, и между лидерами велась плотная координация по возможному нападению, однако Трамп всё же предпочёл бы сначала больше дипломатии.)

Тем не менее в октябре Нетаньяху считал критически важным, чтобы США и их союзники помогли Израилю защититься от возможных дополнительных волн иранских баллистических атак.

Он не был уверен, что Байден предоставит такую поддержку, если Иерусалим предпримет масштабный удар по ядерным объектам Ирана — что, с большой вероятностью, привело бы к большой войне между двумя заклятыми врагами.

Но к июню 2025 года всё это радикально изменилось: в декабре 2024 года пал режим Асада, а к лету Израиль добился полного господства в воздушном пространстве над Сирией — чего было невозможно даже представить в октябре.

Июнь – октябрь 2024 года

К июню 2024 года восприятие необходимости американской помощи в сфере обороны также начало меняться.

Нетаньяху всё ещё предпочитал иметь поддержку США в отражении иранских атак с применением баллистических ракет и беспилотников. Однако он также уже дважды наблюдал, как израильская система ПВО успешно отражает крупные удары со стороны Ирана — и это укрепило его уверенность в способности Израиля действовать более автономно перед лицом ракетной угрозы Тегерана.

Давид Барнеа продолжал отстаивать агрессивный, но сбалансированный подход к Ирану, при этом подчёркивал необходимость поддержки США как сдерживающего фактора.

Комбинация этих подходов в итоге привела к решению Израиля в октябре 2024 года атаковать оставшиеся четыре комплекса С-300 в Тегеране, а также ещё дюжину объектов, связанных с производством систем ПВО и баллистических ракет. Кроме того, 26 октября был нанесён удар по одному объекту, связанному с ядерной программой, в Парчине.

Тогда Израиль заявил, что цель операции — снизить способность Ирана производить баллистические ракеты с 14 новых единиц в неделю до одной ракеты в неделю, при этом на восстановление производства, по оценкам, уйдёт от одного до двух лет.

Позднее, уже в ходе текущей войны с Ираном, Иерусалим утверждал, что у Тегерана были планы в ближайшем будущем построить объекты, способные производить десятки тысяч баллистических ракет — масштабы, в разы превышающие всё, что Израилю удалось разрушить в октябре 2024 года.

Такая радикальная смена заявлений — в течение всего шести месяцев — может вызвать у наблюдателя «информационную травму», но она ясно отражает, насколько динамичным и меняющимся было мышление Нетаньяху и других ключевых лиц в системе принятия решений в разные периоды войны.

Возможно, самым важным результатом израильского удара 26 октября стало то, что в результате уничтожения иранских радаров, систем наведения и ПВО, ядерная программа Исламской Республики фактически осталась полностью незащищённой перед возможным решающим ударом со стороны израильских ВВС.

Так почему же Нетаньяху не отдал немедленный приказ о решающем ударе по ядерной программе Ирана 27 октября или хотя бы в переходный период между 26 октября и инаугурацией Трампа 20 января 2025 года?

Прокси Ирана встали на пути

Большая часть ответа на этот вопрос связана с деятельностью «Хезболлы» и ХАМАСа.

Да, на тот момент Израиль уже уничтожил ключевые элементы иранской противовоздушной обороны, и у Тегерана не оставалось эффективных возможностей для полноценного ответного удара. Но тем не менее, 27 октября и даже после выборов в США Израиль продолжал находиться под интенсивным обстрелом.

Около трети территории страны — в основном север — подвергался ежедневным ракетным атакам со стороны «Хезболлы», счёт шёл на сотни запусков в день. Некоторые ракеты достигали даже центральной части Израиля.

Хотя эти удары и были менее разрушительными по сравнению с тем, на что способен Иран, и наносили меньший урон, угроза со стороны «Хезболлы» всё ещё оставалась серьёзной и не могла быть проигнорирована.

Это было актуально даже несмотря на то, что Израиль очевидно «побеждал» в этом противостоянии: победа не имела бы значения, если бы ракетные атаки продолжались в затяжном режиме.

На юге, ХАМАС уже не обладал прежним потенциалом, но по-прежнему представлял угрозу. Это означало, что многие жители южных районов не решались возвращаться в свои дома.

Кроме того, в отличие от текущей ситуации, когда в плену у ХАМАСа остаётся 53 заложника (из них, по оценкам, 20–23 — живы), в октябре 2024 года террористическая организация удерживала около 100 заложников, половина из которых на тот момент ещё была жива — то есть в два раза больше, чем сегодня.

Таким образом, несмотря на тактическое преимущество и ликвидацию ряда ключевых угроз, условия для немедленного стратегического удара по ядерной инфраструктуре Ирана тогда ещё не сложились.

Израиль также сталкивался почти с ежедневными обстрелами баллистическими ракетами со стороны йеменских хуситов, что вынуждало миллионы израильтян в Тель-Авиве и центральной части страны снова и снова прятаться в бомбоубежищах. Правительство полагало, что всех этих угроз можно будет избежать — без тяжёлых потерь — если удастся достичь соглашений с «Хезболлой» и ХАМАСом, не втягиваясь при этом в масштабную войну с Ираном.

В Иерусалиме опасались, и небезосновательно, что полномасштабная военная кампания против далёкой Исламской Республики может привести к многократным ракетным обменам — сотнями баллистических ракет, значительно превосходящими масштабы предыдущих столкновений. Поэтому высшее руководство Израиля стремилось сначала нейтрализовать остальные угрозы, прежде чем начинать открытую конфронтацию с Тегераном.

Прекращения огня с «Хезболлой» удалось достичь только после 27 ноября 2024 года, и даже после этого оно оставалось крайне нестабильным — вплоть до февраля или даже марта 2025 года, поскольку Израиль и ливанская террористическая группировка продолжали торговаться по поводу условий реализации соглашения на практике.

В конечном итоге Израиль смог добиться значительного преимущества над «Хезболлой», даже превосходящего ситуацию после 27 ноября. Однако в конце 2024 года такой результат вовсе не казался гарантированным.

Сделка по заложникам и «повороты» Трампа

Сделка по освобождению заложников, удерживаемых ХАМАСом, была заключена лишь 19 января 2025 года — за день до вступления Дональда Трампа в должность президента. Для её реализации Биньямину Нетаньяху понадобилась поддержка как администрации Байдена, так и команды Трампа. Вероятно, никакой сделки не произошло бы, если бы Израиль преждевременно втянулся в открытую войну с Ираном.

Заключение соглашения с ХАМАСом также ослабило давление со стороны хуситов: до того как Израиль возобновил боевые действия против ХАМАСа 18–19 марта, США активно наносили удары по йеменским террористическим формированиям, сдерживая их.

На самом деле — хотя это никто не признает публично — если бы Трамп продолжил наносить удары по хуситам и не заключил с ними «отдельное перемирие» 6 мая, оставив Израиль фактически в одиночестве, возможно, Иерусалим вообще не начал бы нынешнюю войну. Или, по крайней мере, мог бы отложить атаку на более поздний срок.

Кроме того, Нетаньяху и высокопоставленные представители ЦАХАЛа и «Моссада» были почти уверены, что Трамп в какой-то момент в середине 2025 года одобрит полномасштабный удар по ядерным объектам Ирана. Это создавало у них ощущение, что в конце 2024 года нет необходимости спешить.

На фоне всех перемен между октябрём 2024 года и нынешним моментом, самым значимым фактором стало устранение умеренных голосов в правительстве — таких как Йоав Галант и Бени Ганц. Хотя в конце 2023 года они занимали жёсткую позицию, к середине 2024 года оба стали сдержаннее и выступали против поспешной конфронтации с Ираном. Их уход открыл путь к более решительным действиям.

Дополнительную роль сыграло нарастающее ощущение в Иерусалиме, что Трамп начал предавать Израиль: сначала в частных беседах, а затем и публично он всё больше дистанцировался от планов удара по Ирану.

Американский президент, который ещё в октябре 2024 года призывал Израиль нанести удар по ядерной программе Ирана, к 2025 году начал отмахиваться от этих планов. Более того, в середине апреля он начал серьёзные переговоры с Тегераном — его спецпосланник Стив Уиткофф делал заявления, которые звучали так, будто администрация готова пойти на сделку формата JCPOA 2.0 — соглашение, аналогичное ядерной сделке Барака Обамы 2015 года.

Именно на этом фоне Израиль, чувствуя дипломатическую изоляцию, политическое давление и исчезновение внутреннего сдерживания, решился на резкий, самостоятельный и исторический шаг.

К апрелю этого года израильские официальные лица признавались The Jerusalem Post, что пребывают в тревоге от возможных уступок Трампа — доверие к нему было глубоко подорвано.

Директор «Моссада» Давид Барнеа, начальник военной разведки ЦАХАЛа генерал-майор Шломи Биндер, министр по стратегическим делам Рон Дермер и другие делали всё возможное, чтобы убедить команду Трампа занять более жёсткую позицию в переговорах с Ираном.

Однако, когда стало ясно, что Иран упорно отказывается от демонтажа парка усовершенствованных центрифуг и настаивает лишь на временном «замораживании» низкообогащённого урана, израильские разведывательные и дипломатические круги начали опасаться худшего — что вот-вот может быть подписано новое, крайне невыгодное соглашение по ядерной программе.

Если бы политическое и оборонное руководство Израиля заранее предполагало, что такая «плохая сделка» так же вероятна, как и вариант с «зелёным светом» от Трампа на удар или его принуждением Ирана к более жёсткому соглашению, некоторые, возможно, поддержали бы крупномасштабный удар ещё в переходный период между Байденом и Трампом.

Другие, даже оглядываясь назад, утверждают: стратегическая важность достижения режимов прекращения огня с «Хезболлой», ХАМАСом и хуситами оправдывает отсрочку удара по Ирану до июня.

Кроме того, хотя израильские чиновники и не скажут этого вслух, даже посредственная ядерная сделка могла бы дать Израилю временную передышку, снизив немедленную ядерную угрозу со стороны Ирана, который к июню уже имел техническую возможность быстро обогатить уран до уровня, достаточного для производства 10–15 ядерных боеголовок.

Очевидно, что израильский нарратив, согласно которому в июне «почти была пройдена точка невозврата», как минимум частично является элементом пиар-стратегии.

Реальный дедлайн, по всей вероятности, — октябрь 2025 года, когда должен истечь механизм автоматического возвращения международных санкций (snapback). Если бы Израиль позволил этому сроку пройти без действий, его возможности по оказанию давления на Иран были бы существенно ограничены.

Также в Иерусалиме существовало беспокойство, что после авиаударов в октябре 2024 года Иран ускорил строительство и перемещение своих ядерных объектов глубоко в подземные помещения — включая новое сверхзащищённое сооружение в Натанзе, находящееся значительно глубже прежнего подземного комплекса, который, возможно, уже был атакован Израилем в прошлом.

Растущее раздражение и предательство союзника

В конечном счёте, решение Израиля нанести удар по ядерной программе Ирана 13 июня 2025 года — после того как страна воздержалась от подобных действий в апреле и октябре 2024 года — было обусловлено не каким-то единым моментом «точки невозврата» в развитии иранской программы. Это решение стало результатом эволюции позиции Биньямина Нетаньяху и изменения обстоятельств по множеству других фронтов.

Да, исламский режим ускорил работу своих ядерных подразделений, и время, необходимое для создания ядерного оружия (или даже нескольких единиц), вероятно, сократилось с двух лет до одного года — а возможно, даже до нескольких месяцев.

Однако, учитывая глубину проникновения Израиля в ядерную и военную инфраструктуру Ирана, ясно, что у Иерусалима было достаточно точное представление о реальном прогрессе Тегерана. Более того, источники недавно сообщали The Jerusalem Post, что Иран всё ещё не подошёл вплотную к «точке невозврата».

Иран атаковал Израиль дважды — и в оба раза Иерусалим проявил сдержанность. Но терпение заканчивалось.

К этому моменту Израиль в значительной степени нейтрализовал «Хезболлу» и ХАМАС, что снизило его зависимость от поддержки США и освободило воздушное пространство для сосредоточения на основной цели — Иране.

ПВО Ирана и его усилия по переносу чувствительных ядерных объектов вглубь подземных сооружений находились ещё в относительно уязвимом состоянии. Но с течением времени ситуация могла измениться — и удар по ним стал бы гораздо более трудным.

Хуситы продолжали обстрелы Израиля ракетами. И вместо того чтобы понимать серьёзность израильских угроз, как Иран, так и хуситы становились всё более агрессивными. Эта эскалация усилилась из-за того, что Дональд Трамп, как восприняли в Иерусалиме, фактически предал Израиль по этому вопросу, заключив с хуситами сепаратное соглашение.

Трамп также шокировал израильское руководство, неожиданно заключив сделку с новым сирийским лидером Ахмедом аш-Шараа — вопреки позиции Израиля и почти без предупреждения. Это усилило недоверие Нетаньяху и израильской разведки к возможным будущим «сюрпризам» со стороны Трампа, особенно в отношении Ирана.

Более того, Трамп продолжал заигрывать с идеей дипломатического соглашения с Ираном, позволяя пройти двум собственным дедлайнам без каких-либо жёстких шагов. Его линия поведения казалась всё более направленной на достижение компромисса, который Израиль категорически не хотел допустить.

Срыв ядерной сделки и момент для одиночного удара

В июне переговоры между Ираном и США по ядерной программе зашли в затяжной — пусть и временный — тупик. МАГАТЭ заявило, что Иран активизировал свою ядерную деятельность и, возможно, уже близок к тому, чтобы накопить достаточное количество обогащённого урана для производства от 10 до 15 ядерных боеголовок. Агентство также выступило с самым жёстким осуждением Исламской Республики с 2005 года, дав понять, что может передать этот вопрос в Совет Безопасности ООН.

На этом фоне Нетаньяху и командование ВВС почувствовали уверенность, как никогда прежде: Израиль, по их мнению, способен отразить иранский ответный удар в одиночку — даже если Трамп откажется предоставить оборонную помощь. (В итоге США всё же помогли, хотя и в меньших масштабах, чем в 2024 году.)

В этот момент Нетаньяху больше не стал ждать, вопреки просьбе Трампа отложить атаку на несколько месяцев. Он достиг собственной точки невозврата и решил, что может снова «бросить кости» — и в последний раз радикально изменить курс ближневосточной истории, ещё сильнее, чем в случае с «Хезболлой».

Не последнюю роль сыграло и то, что этот шаг способствовал достижению компромисса с главой парламентской комиссии по иностранным делам и обороне Юлием Эдельштейном, позволив Нетаньяху удержать коалицию от распада на фоне конфликта вокруг призыва харедим (ультраортодоксальных евреев) в армию. Хотя этот политический эффект, скорее всего, был побочным бонусом, а не главной причиной атаки.

История порой разворачивается внезапно, как это произошло 7 октября 2023 года.

Но в случае с судьбоносной атакой Израиля на Иран 13 июня 2025 года — это был результат как минимум 14 месяцев взлётов, спадов, внутренних споров, дипломатических разочарований и растущего ощущения, что действовать придётся в одиночку — и решительно.

Источник Jerusalem Post

Телеграм канал Радио Хамсин >>