Сионизм и иудаизм часто упоминаются вместе (и не случайно), но нередко их также глубоко неправильно понимают.

Критики Израиля — единственной страны в мире, у которой вообще есть «критики» как явление — часто утверждают, что сионизм — это современная политическая идеология, мало связанная с иудаизмом, или что можно быть верным иудеем, полностью отвергая сионизм.

Но подобные заявления игнорируют и упрощают глубокую историческую, религиозную и эмоциональную связь между еврейским народом и Землёй Израиля. На самом деле сионизм — это не некое внешнее привнесение в иудаизм, а естественное продолжение еврейской идентичности, преемственности и тысячелетней тоски по возвращению.

Чтобы понять связь между сионизмом и иудаизмом, нужно начать с понятия Ам Исраэль (народ Израиля). Иудаизм — это не просто совокупность религиозных убеждений. Это живая культура, система законов, моральный кодекс и коллективная память целого народа.

В отличие от христианства или ислама, иудаизм — это не только религиозная, но и национальная идентичность. Это ясно видно уже в Танахе (Еврейской Библии), где еврейский народ призван не только служить Единому Богу, но и объединён общим Заветом, общей судьбой и конкретной землёй — Эрец Исраэль (Землёй Израиля).

Земля Израиля — неотъемлемая часть еврейской жизни. Она является фоном для подавляющего большинства повествований Торы. Это земля, по которой ходили почти все пророки. Это направление, в сторону которого евреи поворачиваются во время молитвы, мечта, звучащая на каждом пасхальном Седере: «В следующем году в Иерусалиме!», и тоска, лежащая в основе бесчисленных поэтических текстов и молитв, написанных за века изгнания.

Тора упоминает Землю Израиля сотни раз — по подсчётам некоторых учёных, более 700 прямых упоминаний.

На протяжении двух тысяч лет, даже будучи рассеянными по миру после разрушения Второго Храма в 70 году н.э., евреи не утратили связи с Сионом — реальным холмом в Иерусалиме, ставшим символом всей Земли Израиля.

Разумеется, после разрушения Храма отношения между иудаизмом и Землёй Израиля претерпели изменения. С уничтожением центра еврейской жизни и изгнанием народа иудаизм вступил в новый этап: без государства, без храма, без жречества.

В этот период формируется раввинистический иудаизм, делающий упор на практики, которые можно «нести с собой»: молитву, изучение Торы и соблюдение этических норм. В этом смысле иудаизм стал более «духовным» и менее привязанным к земле — не потому, что Земля Израиля была забыта, а потому что она оказалась недосягаемой.

Гениальность раввинистического ответа заключалась в его двойственной природе: он одновременно приспосабливался к новой реальности и сохранял традиции. Да, иудаизм стал больше сосредоточен на синагоге, чем на Храме, на жизни еврейской общины в диаспоре, а не на национальном суверенитете.

Но он никогда не отпускал мечту о возвращении. Литургия оставалась наполненной тоской по Иерусалиму. Молитва «Амида», произносимая трижды в день, содержит мольбы о восстановлении Храма и возвращении изгнанников. Еврейская свадебная церемония завершается разбиванием бокала в память о разрушении Иерусалима. Даже в самые диаспорные периоды своей истории иудаизм продолжал держать взгляд, обращённый к Сиону.

Таким образом, хоть иудаизм после разрушения Храма стал более рассеянным и духовно гибким, он никогда не утрачивал привязанности к конкретной земле. Земля Израиля оставалась гравитационным центром еврейской идентичности, духовным севером, указывающим направление, даже в физическом отсутствии.

Даже тогда, в XIII веке, Рамбан (Нахманид) переехал в Иерусалим и попытался возродить еврейскую жизнь в Святом Городе. В XVI веке раввин Йосеф Каро и каббалисты Цфата возродили еврейское учение в Галилее. В XIX веке происходили волны алии — еврейской иммиграции из Йемена, Персии и Восточной Европы.

Сионизм — это не разрыв с иудаизмом, а современное воплощение одной из его древнейших надежд: возвращения еврейского народа на землю своих предков. То, что изменилось в конце XIX — начале XX века, — это не само стремление к возвращению (оно никогда не исчезало), а исторические условия, которые впервые сделали возвращение возможным.

Рост национализма в Европе, упорство жестокого и смертоносного антисемитизма, а также усиливающаяся секуляризация еврейских общин — всё это вместе стало почвой для появления современного политического сионизма — движения, которое стремилось «нормализовать» еврейскую жизнь путём восстановления еврейского суверенитета.

Теодор Герцль, которого часто называют отцом современного политического сионизма, не был религиозным человеком. Тем не менее, он черпал вдохновение из глубинно еврейских инстинктов: защитить свой народ, обеспечить его выживание и укоренить еврейскую идентичность в чём-то незыблемом.

Религиозные евреи также развивали собственные течения сионизма: одни видели в возвращении в Сион божественный процесс, другие — практическое исполнение заповеди (митцвы) заселения Земли Израиля. Хотя они расходились во взглядах на путь и смысл, и светские, и религиозные сионисты черпали силу из одного и того же древнего источника — заветной связи между еврейским народом и его землёй.

Тем не менее, эмоциональные и духовные основы сионизма предшествовали формальному политическому движению на десятилетия. Государственный гимн Израиля — «ХаТиква» («Надежда») — основан на стихотворении, написанном Нафтали Герцем Имбером в 1870-х годах, за два десятилетия до того, как Герцль созвал Первый сионистский конгресс. Его строки выражают вековую тоску евреев по возвращению в Сион: «Пока в груди живо еврейское сердце… надежда наша не утрачена».

Эта надежда не была придумана в конференц-зале. Она жила, звучала в песнях и передавалась из сердца в сердце задолго до того, как у сионизма появилось название.

Первый премьер-министр Израиля и один из отцов-основателей государства Давид Бен-Гурион любил цитировать стих из книги пророка Йоэля: «Старцы будут видеть сны, а юноши — видеть видения».

Этот пророческий образ передаёт суть сионизма: слияние древней памяти и молодой мечты. Это было не просто национальное возрождение. Это было духовное преображение, когда молитвы становились паспортами, а слёзы — архитектурными планами.

Одним из самых поразительных достижений сионизма (как в символическом, так и в буквальном смысле) стало возрождение иврита. На протяжении веков иврит был священным языком молитвы и учёбы, а не разговорной речью и уж тем более не языком государственной жизни. Сионизм сделал его живым и современным языком. Это была не просто лингвистическая реформа — это было культурное воскрешение.

Сегодня на иврите, официальном языке Израиля, говорят миллионы. И вместе с ним было восстановлено не только общение, но и преемственность — прямая связь между современными израильтянами и словами Торы, Псалмов и Пророков. Ни одна другая нация в истории человечества не вернула к жизни священный язык и не сделала его частью повседневной жизни.

Даже флаг Израиля — это свидетельство этой древней связи. Разработанный в конце XIX века первыми сионистами, он намеренно напоминает талит — еврейский молитвенный шал. Две синие полосы отражают полосы на талите, а шестиконечная звезда Давида в центре (древний символ еврейской идентичности) закрепляет флаг между небом и землёй.

Но талит — это не просто предмет одежды. Это заповедь. В Торе (Бемидбар 15:38) сказано, что евреи должны прикреплять кисти (цицит) к углам своих одежд «чтобы вы смотрели на них и помнили все заповеди Господа». Когда еврей заворачивается в талит, он буквально облекается в память, ответственность и святость. Это ежедневное действие духовной идентичности и коллективной принадлежности.

Поэтому, когда развивается флаг Израиля, это не просто государственный символ. Это молитва, сотканная из ткани. Он провозглашает: эта земля — не просто место, где мы живём, это часть нашей сущности.

Разумеется, есть евреи, которые отвергают сионизм, так же как есть евреи, которые отвергают соблюдение Торы. Еврейская идентичность широка, разнообразна и даже противоречива. Но громкие, вычленённые маргинальные голоса — будь то ультраортодоксальные антисионисты или крайне левые еврейские критики Израиля — не могут стереть тот факт, что сионизм — это движение, рождённое из еврейского опыта и питающееся еврейской памятью.

Утверждать, что сионизм — это «колониализм», — значит стереть тысячелетнюю связь еврейского народа с этой землёй. Ни один другой народ на земле не поддерживал столь непрерывную связь — через Писание, ритуалы, язык и тоску по возвращению — с конкретным местом. Сионизм, возможно, использует инструменты современной государственности, дипломатии и обороны, но его корни — древние. Современное Государство Израиль — не чужеродное образование, навязанное коренному населению, а возрождение коренного народа на его исконной земле.

Даже само имя «Исраэль» говорит об идентичности, лежащей в основе всей этой истории. В книге Бытия Яков борется с ангелом и получает имя Исраэль — «тот, кто борется с Богом». Эта борьба — с верой, со смыслом, с предназначением — и есть суть иудаизма.

И это же суть сионизма: беспокойное, смелое, упрямое возвращение в историю, на землю и к ответственности. Быть евреем — значит бороться с Богом. Быть сионистом — значит бороться с бременем и благословением возвращения домой.

После Катастрофы и перед лицом продолжающегося антисемитизма сионизм оказался не просто моральной необходимостью, но духовной и цивилизационной необходимостью. Это путь, с помощью которого иудаизм защищает свой народ, возрождает свою культуру и возвращает себе свою историю. Без сионизма еврейская судьба по-прежнему оставалась бы в руках других. С сионизмом еврейский народ сам пишет своё будущее.

Сионизм — это иудаизм в движении. Это Исход, разыгрывающийся заново в наши дни. Это Псалмы, ставшие плотью. Это зримый ответ на тысячелетия шепчущихся молитв и разбитых надежд. Это, в самом простом смысле, — дом.

Как говорили (или перефразировали) такие личности, как покойный раввин Джонатан Сакс, Давид Бен-Гурион и другие: сионизм без иудаизма — пуст, а иудаизм без сионизма — калека.

Эта мысль отражает суть: сионизм без иудаизма — то есть исключительно светское националистическое движение, оторванное от еврейских духовных и исторических корней — теряет свою душу и смысл; а иудаизм без сионизма — то есть иудаизм, игнорирующий национальное, земельное и народное измерения — в современную эпоху оказывается неполным, лишённым субъектности и целостности.

Вместе иудаизм и сионизм образуют живой мост между прошлым и будущим, между верой и государственностью, между изгнанием и возвращением.

Сионизм — это не разрыв с традицией. Это сама традиция, отказывающаяся умереть. Это древнее обещание, получившее новую форму. Это евреи — всё ещё здесь, всё ещё спорящие, всё ещё строящие, всё ещё молящиеся, всё ещё борющиеся — на земле, с которой всё началось. Это не просто возрождение нации — это пробуждение души народа.

Вот такая связь между сионизмом и иудаизмом.

И она — нерушима.

Источник Future of Jewish

Телеграм канал Радио Хамсин >>